В предыдущих материалах «Почему оправдательный приговор в России является крайне непопулярным судебным решением» мы обозначили не только серьёзность проблемы (низкого процента оправдательных приговоров, выносимых сегодня в России), но и возможные причины, по которым такая неприятная тенденция может существовать в принципе.

Сегодня мы будем говорить не о факте существования низкого процента оправдательных приговоров как таковом — полагаю об этом было сказано достаточно – то, о чём мы говорили в предыдущих материалах являлось прелюдией «вершками» наличия глубокого системного кризиса, в котором пребывает не только судебная система России, но и система правоохранительных органов нашей страны в целом.

Сегодня мы поговорим о последствиях и возможных вызовах руководящей элите нашей страны, которые могут иметь место в обозримом будущем, благодаря односторонней и недальновидной уголовно-процессуальной политике, осуществляемой нашим государством, в лице его органов, по отношению к собственным гражданам.

Проблемы, о которых мы сегодня будем говорить, носят в первую очередь, системный, а не локальный характер, поскольку проблема фактического отсутствия оправдательных приговоров существует не в отдельно взятом районном суде, а в судебной системе нашей страны в целом, и негативные процессы порождаемые таким положением дел бьют по интересам не только отдельно взятого несправедливо или незаконно и необоснованно осужденного человека, а по целому социальному слою граждан нашей страны, находящихся в статусе не только осужденных, но и обвиняемых.

Казалось бы, что может угрожать слаженно штампующей обвинительные приговора системе российского правосудия в условиях нашего времени? На первый взгляд — абсолютно ничего! Так если посмотреть со стороны, не вникая при этом в сокрытые от посторонних глаз детали, то можно увидеть следующую картину.

Работа осуществляется по накатанной. Президент получает регулярные доклады в духе: «Всё в данной сфере складывается хорошо, всё под контролем, поставленные задачи выполняются от и до, права наших граждан надёжно оберегают правоохранительные органы, ну а если что, то суд-то не дремлет. Правозащитники могут спать спокойно. У нас всё хорошо».

Ну как-то так, в общем и целом можно сформулировать позицию не только руководства Верховного Суда РФ, но и представителей руководящей элиты на местах и правоохранительных органов считающих, что на сегодняшний момент работа системы российского правосудия, задействованного в части разрешения уголовных дел, не вызывает никаких опасений.

Однако, подобный «спокойный» взгляд на многочисленные и глубоко укоренившиеся проблемы (читай: Почему оправдательный приговор в России является крайне непопулярным судебным решением) мог бы не вызывать абсолютно никаких опасений и тревог, если бы Россия была единственным существующим на карте мира государством, у которого не было бы абсолютно никаких врагов и внешних угроз.

Но нам не позавидуешь. Мы, как государство, испокон веков живём не только в состоянии постоянно боевой готовности. Мы постоянно вынуждены отражать и держать очень чувствительные удары на международно-правовом поле, которые с настойчивостью достойной лучшего применения, регулярно наносят нам наши так называемые «западные партнёры», самые лучшие друзья нашей «либеральной оппозиции».

В таком правовом контексте внутренняя уголовно-правовая политика, осуществляемая нашим государством, в лице его государственных органов, может быть сравнима со слоном в посудной лавке, Который, вытаптывая всё вокруг, не думает о том, что здесь могут находиться гораздо более острые предметы нежели посуда, о которые можно очень больно поранить ногу, потерять возможность двигаться и, как следствие, подвергнуть себя риску нападения хищников. Как может сложиться судьба такого недальновидного слона дальше — это большой вопрос. Вариантов развития последующих событий достаточно. Но очевидно одно: «любой из них не сулит слону ничего хорошего кроме проблем и потерь.

Казалось бы, какое отношение к теме нашего разговор имеет указанный пример? Полагаю, что самое непосредственное, и вот почему. Думаю, что нет ни одного человека, уж из читающих эти строки точно, который бы не слышал о деле Сергея Магнитского.

Краткая справка: Сергей Магнитский был аудитором, партнёром и главой подразделения по налоговым консультациям британской юридической фирмы Firestone Duncan, оказывавшей консультации инвестиционному фонду Hermitaqe Capital Manaqement. В 2008 году Магнитский был арестован в России по делу об уклонении от уплаты налогов в указанном фонде. Находясь под стражей тяжело болел. В 2011 году после 11 месяцев пребывания под стражей, Сергей Магнитский скончался в больнице СИЗО «Матросская тишина». Официальной причиной смерти стала острая сердечно-сосудистая недостаточность. Смерть Магнитского вызвала широкий резонанс, в первую очередь, на международной арене, результатом которого стало появление так называемого «акта Магнитского». Закона, подписанного экс президентом США Бараком Обамой, суть которого предельно проста. Президент США может ввести санкции против любого иностранца, который на его взгляд, несёт ответственность, не только за «внесудебные убийства, пытки» но и «другие масштабные нарушения международно-признанных прав человека против людей в любой стране».

Что такое санкции говорить не буду, они у всех на слуху. Чем примечателен данный пример в контексте нашей темы. Обстоятельства смерти Сергея Магнитского не так однозначны, как это подавалось всему мировому сообществу из «каждого утюга». Однако очевидно одно, что смерть Сергея Магнитского была очередным поводом пнуть Россию и выставить её в паршивом свете, причём сделать это бездоказательно и необоснованно.

А вот ситуация с низким процентом оправдательных приговоров предельно прозрачна, ясна и понятна. Тут даже ничего придумывать не надо, как в той поговорке: «Вашим же салом и вам по сусалам». Схема действий наших «западных партнёров» при этом может быть очень простой.

«Сначала находится жертва судейского произвола, какой-нибудь прикормленный западом оппозиционер, они сейчас толпами бегают по Москве в надежде «пострадать за правду». Далее международным сообществом предъявляется претензия в духе: «Как такое может быть? В стране живущей по принципам демократии, такой низкий процент оправдательных приговоров, и такой высокий уровень нарушения прав лиц содержащихся под стражей, быть такого не может! Это говорит о том, что Вы нарушаете международно-признанные и гарантированные в вашей же Конституции права человека, как: презумпция невиновности, право на защиту, верховенство закона, состязательность сторон и т.д., и т.п. Это неправильно! Так нельзя поступать со своими гражданами, это не демократично! Вот вам новая порция санкции. Причём под понятие санкции как, показывает наша жизнь, загнать можно что угодно. Да и на международное сообщество, такой сдобренный «хорошей» истерикой и длительное время подогреваемый в международных СМИ посыл может оказать более существенное воздействие, нежели постоянно придумываемые сказки о военной угрозе России всему миру». Последствия (ущерб) от такой «пиар компании» могут быть разными.

Если говорить о внешнем. То это очередные причём, как бы это обидно не звучало, но обоснованные репутационные потери России на международной арене. Нас и без того боятся, как незнамо кого, ставя в один ряд с ИГИЛ (террористическая организация запрещена в РФ), делая это на пустом месте и по надуманным основаниям. А тут повод более чем убедительный вывалять нашу страну и повозить её носом, в произведённом стараниями её же «умельцев» навозе, добавив таким образом головной боли и седых волос нашему МИДу.

Если говорить о внутреннем. То проблема, может иметь широкий резонанс внутри страны, поскольку сейчас о ней говорят только на экспертных площадках, да и то тихо-тихо, а голоса осужденных и их адвокатов в судах слышат далеко не все судьи. А так накануне президентских выборов, очередной скелет из шкафа нашего государства вывалится на всеобщее обозрение, и это уже репутационные потери в глазах своего избирателя, как следствие утрата доверия, неприятные вопросы к Президенту, который хоть и делает вид, что он тут ни причём, однако председатель Верховного Суда РФ назначается указам некого-нибудь, а Президента, а это даёт повод простому избирателю думать и говорить о том, что Президент в ответе за того, кого он назначает на ключевые посты, а значит должен разделять ответственность вместе с тем, кого он наделяет такими высокими полномочиями и т.д., и т.п.

В этой связи актуально и другое. Давайте отмотаем на 100 лет назад. Как Вы думаете, много было на тот момент в России государственных мужей, которых по-настоящему волновали проблемы крестьян и рабочих? Да, наверное, никого. Ну барахтались они там со своими проблемами, да плевать на них, на чумазых! И всё вроде бы всех устраивало. А потом пришёл один «благодетель» и сказал им: «Товарищи рабочие и крестьяне вы — наше всё! Теперь всё будет по-другому! Кто был никем, тот станет всем! Землю крестьянам! Фабрики рабочим!». Что было дальше — знает каждый живущий в нашей стране.

Конечно людей, живущих в сегодняшней России, которые на себе испытав, что такое «правовой беспредел» и «узаконенное беззаконие», в России не великое множество. Но они есть их немало. Крылатые выражения в духе: «в России каждый третий сидел», — не появляются на ровном месте. А это не просто одинокие люди, это люди имеющие семьи, свой круг общения, это люди, объединённые одной общей бедой, и наверно затаившие на своих правителей обиду, не желающие повторения подобной участи ни себе, ни своим близким, никому бы то ни было. Это люди, желающие перемен. И в этом контексте, укоренившаяся в сегодняшней России политика обвинительного уклона, не только поддерживаемая, но и активно осуществляемая нашей судебной системой, может оказаться одним из оснований или, если хотите почвой, на которой могут произрасти не только будущие бунты или беспорядки, но и не дай Бог революции.

Поэтому не всё так радужно и положительно, как кому-то хотелось бы казаться. Подобная одностороння внутренняя уголовная политика, может оказаться тем неприятным рифом, на который при определённом стечении обстоятельств может напороться нисколько судебная система РФ, а сколько руководство нашей страны, закрывающее глаза, а может и контролирующее «художественные произведения», выдаваемые этой самой системой, кто знает.

Ну, а теперь о насущном. А именно о том, к чему уже привела политика ярко выраженного обвинительного уклона, плотно укоренившегося фактически во всех сферах уголовно-процессуальных отношений? Политика, делающая не только оправдательный приговор, но и такие базовые принципы, как «законность» «презумпция невиновности» и «состязательность сторон», вымирающими видами уголовного процесса России.

В этом разделе автор приведёт перечень тенденций, которые по его глубокому убеждению, основанному прежде всего на личном опыте работы адвокатом, появились и прочно вошли в обиход нашего уголовного процесса, благодаря ярко выраженной обвинительной уголовно-процессуальной политике, существующей в нашей стране, под эгидой судебной системы.

Тенденция 1-я: Уголовное судопроизводство в России де-факто утрачивает своё истинное предназначение, становясь сугубо избирательным

Вполне могу допустить, что мои коллеги по адвокатскому цеху (если они конечно читают эти строки) и практикующие по уголовным делам, в данной части могут очень гневно возразить автору, заявив примерно следующее: «Наше правосудие утрачивает своё истинное предназначение? Дмитрий Александрович, проснитесь! Всё уже давно утрачено!».

На это скажу следующее: «Уважаемые коллеги! Мне нечего возразить вам в данной части, поскольку вы абсолютно правы. Но будучи оптимистом и человеком, который всегда старается думать о всех людях лучше, чем они могут быть на самом деле, хочу сказать о следующем. Где-то в глубине моего прожжённого процессуальными боями сердца, теплится маленький огонь надежды, который говорит мне о том, что может быть где-то в бескрайних полях нашей великой Родины, есть суд (например, где-нибудь в Нарьян-Маре), где такое понятие, как справедливый суд, не коробит слух, а существует за правду, где закон, милость и справедливость мирно сосуществуют под одной крышей, и это даёт мне как адвокату надежду и право говорить о том, что у нас коллеги не так уж всё и плохо т.к., если бы не надежда автора на Нарьян-Марский городской суд, то всё могло бы быть совсем плохо. А так — мы ещё повоюем! Мужайтесь, и Бог Вам в помощь!».

Ну, а теперь по существу обозначенной нами проблемы и на полном серьёзе. Если говорить об уголовном процессе как о цели, как о вершине, к достижению которой должны стремиться его основные участники, то сформулировать её можно предельно просто: «Установление истины по каждому уголовному делу».

Однако истина как таковая никогда не рассматривалась в новой России, как основная цель уголовного процесса. Например, если сравнить содержание УПК РФ и УПК РСФСР, то там об истине как таковой нет ни слова. Однако УПК РСФСР, был более близок к истине, если так можно выразиться нежели УПК РФ. Так УПК РСФСР требовал от следствия, прокуратуры и суда не только обеспечения полного раскрытия преступлений, с изобличением виновных и правильного применения закона к каждому совершившему преступление, но и того, чтобы ни один невиновный не был привлечён к уголовной ответственности и осужден (ст.2 УПК РСФСР в ред. от 18.05.1995 г.).

В сегодняшнем УПК РФ такого подхода нет и близко, а назначение уголовного судопроизводства сводится к двум вещам: защита прав и законных интересов потерпевшего и защита личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения её прав и свобод (ст.6 УПК РФ). Хотя в УПК РФ нет-нет да проскакивают такие понятия как «справедливость» и «совесть», и это вроде должно вселять надежду в сердца его непосредственных участников, особенно участников со стороны защиты, однако всё не так просто. Монгольская мудрость гласит: «Именем бога можно творить зло, именем закона-беззаконие».

На первый взгляд УПК РФ содержит в себе очень правильные, ценные и жизненно необходимые положения, дающие право и надежду каждому лицу, оказавшемуся в нашей стране под следствием или на скамье подсудимых, рассчитывать на честное, объективное, беспристрастное, законное и справедливое правосудие. Однако на практике всё обстоит иначе:

В теории: «Нарушение норм настоящего Кодекса судом, прокурором, следователем, органом дознания или дознавателем в ходе уголовного судопроизводства влечёт за собой признание недопустимыми полученных таким путём доказательств» (ч.3 ст.7 УПК РФ). На практике: «Доказательство, как правило, признаётся недопустимым, только если об этом ходатайствует государственный обвинитель. Доводы защиты берутся в расчёт с огромным нежеланием, если берутся во внимание в вообще».

В теории: «Определения суда, постановления судьи, прокурора, следователя, дознавателя должны быть законными, обоснованными и мотивированными» (ч.4 ст.7 УПК РФ). На практике: «Они должны отвечать одному самому главному критерию. Они должны быть сугубо «обвинительными», всё остальное не имеет значения».

В теории: «При осуществлении правосудия по уголовным делам судьи независимы и подчиняются только Конституции РФ и федеральному закону» (ч.1 ст.8.1 УПК РФ). На практике: «Независимость судьи разрешающего уголовные дела – это миф».

В теории: «Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана в предусмотренном настоящим Кодексом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда» (ч.1 ст.14 УПК РФ). На практике: «Ярлык «злодея» прилепляется к каждому человеку, оказавшемуся под следствием. При этом его «виновность», как правило, не вызывает никакого сомнения у представителей стороны обвинения. Этим же частенько грешат журналисты с федеральных СМИ делая «острые» репортажи, выдавая желаемое за действительное».

В теории: «Подозреваемый или обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность. Бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне обвинения» (ч.2 ст.14 УПК РФ). На практике: «Сегодня стороне обвинения ничего доказывать не нужно, особенно по тяжким и особо тяжким делам. Уголовное дело может быть направлено в суд с «нолём» в графе доказательства и суд вынесет обвинительный приговор, который в последствии устоит в суде апелляционной инстанции».

В теории: «Все сомнения в виновности обвиняемого, которые не могут быть устранены в порядке, установленном настоящим Кодексом, толкуются в пользу обвиняемого» (ч.3 ст.14 УПК РФ). На практике: «Сегодня суды легко и непринуждённо выносят обвинительные приговора, при наличии не только неустранимых противоречий, но и при наличии доказательств, прямо свидетельствующих о непричастности подсудимого к предъявленному ему обвинению».

В теории: «Обвинительный приговор не может быть основан на предположениях» (ч.4 ст.14 УПК РФ). На практике: «Приговор, основанный на предположениях — это вполне допустимое дело».

В теории: «Уголовное судопроизводство осуществляется на основе состязательности сторон» (ч.1 ст.15 УПК РФ). На практике: «Принцип состязательности сторон подразумевает под собой не только равноправие в правах сторон обвинения и защиты, но и реальное обеспечение судом возможности реализовать эти права. Сегодня в уголовном процессе, стороны состязаются, однако 90% свистков судьи звучит в пользу стороны обвинения».

В теории: «Функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо» (ч.2 ст.15 УПК РФ). На практике: «Судьи постоянно грешат тем, что рассматривают уголовные дела с ярко выраженным обвинительным уклоном».

В теории: «Суд не является органом уголовного преследования, не выступает на стороне обвинения или стороне защиты. Суд создаёт необходимые условия для исполнения сторонами их процессуальных обязанностей и осуществления предоставленных им прав» (ч.3 ст.15 УПК РФ). На практике: «Автор не раз и не два встречал судий, которые в своём желании признать его подзащитных виновными, открыто и ничего не стесняясь, переходили на сторону обвинения (в процессуальном смысле этого слова), делая всё возможное и невозможное для того, чтобы осложнить и без того непростое процессуальное положение подсудимого, в том числе и в глазах коллегии присяжных заседателей».

В теории: «Стороны обвинения и защиты равноправны перед судом» (ч.4 ст.15 УПК РФ). На практике: «Охарактеризовать равноправие сторон в уголовном процессе можно на следующем примере. Представьте себе отдельно взятых обвинителя и защитника. Каждый из них получает одинаковое задание: — Натаскать из реки воды в баки до краёв. При этом в распоряжении обвинителя есть все доступные средства: ведро, насос, даже можно ничего не делать, поскольку бак всё равно будет наполнен доверху даже без его прямого участия. В распоряжении же защиты нет ничего кроме алюминиевой кружки».

В теории: «Судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью» (ч.1 ст.17 УПК РФ). На практике: «Если бы в сегодняшнем уголовном процессе сторона обвинения, а также суд, оценивали доказательства руководствуясь при этом исключительно «законом и совестью», то автору этих строк можно было бы спокойно уходить в цивилистику, поскольку причитающийся для него «уголовно-процессуальный бак», наполнялся бы до краёв в установленном уголовно-процессуальном законе порядке следователем, прокурором и судьёй».

В теории: «Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы» (ч.2 ст.17 УПК РФ). На практике: «Сегодня суды подходят к оценке доказательств избирательно. Если доказательство представлено стороной обвинения, то в 95% случаев оно не вызывает у суда никакого сомнения в подлинности, достоверности и законности. Если речь идёт об оценке доказательства представленного защитой, особенно если это доказательство свидетельствует о невиновности подсудимого, то его будут проверять и выворачивать так, как не проверяют грузы на таможне. Однако, если на таможне, не найдя ничего предосудительного, груз отпускают по месту назначения, то в сегодняшнем уголовном процессе доказательство, которое разбивает или может разбить доводы обвинения, может быть вынесено за рамки приговора, без какой-либо оценки».

В теории: «Судебное разбирательство проводится только в отношении обвиняемого и лишь по предъявленному ему обвинению. Изменение обвинения в судебном разбирательстве допускается, если этим не ухудшается положение подсудимого и не нарушается его право на защиту» (ст.252 УПК РФ). На практике: «Содержание предъявленного подсудимому обвинения – это ахиллесова пята прокурора и каждый судья это понимает. Поэтому указанная норма УПК РФ очень часто игнорируется судьями по уголовным делам в которых имеет место быть спор о квалификации либо, когда дело пахнет «керосином», т.е. оправдательным приговором. Такие судьи включаются на полную и не просто активно поддерживают сторону обвинения, а устанавливают в приговоре новые обстоятельства, которые ранее не вменялись в вину подсудимому, исправляя таким образом базовые ошибки, которыми часто грешит следствие и которые часто пропускает мимо носа прокуратура перед направлением дела в суд. Делая при этом вид, что как будто, так и было. Хотя это категорически недопустимо».

Указанный раздел начинался словами Монгольской мудрости. Закончить же в данной части хочу высказыванием, которое было сделано ещё в 18-м веке Святителем Феофаном Затворником: «Судьи в том только и упражняются, чтобы покривлять весы правды» (Собрание писем. вып.8 п.1256).

Ну, а теперь о том, к чему ведёт уголовный процесс подобное «вольное и избирательное» отношение к закону, осуществляемое нашими слугами государевыми.

Тенденция 2-я. Независимость и уголовный процесс сегодня – это понятия категорически взаимоисключающие другу друга

Как Вы думаете, уважаемый читатель, какая фигура в уголовном процессе России является самой независимой? Подвох, который кроется в заданном вопросе, для участника уголовного процесса очевиден. Но для простого обывателя, или студента юрфака, чья жизнь пока ещё никак не связана с уголовным процессом, полагаю, что нет. Наиболее очевидным ответом будет следующий: «Конечно же это судья!». И это правильный ответ. Да и закон так говорит: «При осуществлении правосудия по уголовным делам судьи независимы и подчиняются только Конституции РФ и федеральному закону» (ч.1 ст.8.1 УПК РФ).

Однако ирония судьбы любого судьи в уголовном процессе заключается в том, что согласно Конституции и закону, он человек абсолютно независимый, однако на практике всё обстоит иначе. На практике независимость судьи разрешающего уголовные дела – это миф. На практике судья разрешающий уголовные дела – это самый зависимый участник уголовного процесса. При этом зависимость его многогранна.

Судья зависим от внутренней уголовной политики осуществляемой руководством нашей страны, дабы он является её неотъемлемой, если не самой необходимой частью.

Судья зависим от своего непосредственного руководителя — председателя суда, в котором он осуществляет свою непосредственную деятельность. Оглядываясь и выполняя указания которого, он порой вынужден идти на сделку с собственной совестью и делать то, чего никогда не сделал бы, обладая реальной, а не мнимой независимостью.

Судья зависим от статистических показателей по выносимым им приговорам, которые на сегодня являются основной мерой, по которой вышестоящее руководство оценивает качество его работы.

Судья зависим от неуверенности в завтрашнем дне. С одной стороны: у него хороший социальный пакет, достойная зарплата, пенсия, перспективы безбедной старости. Однако внешнее благополучие, и это уже с другой стороны, могут очень быстро растаять, как мороженое в руках ребёнка, когда судья, пожелавший идти не по пути раздаваемых ему указаний, а по пути данной им когда-то присяги и велению совести, или по иным житейским причинам, может на раз, два, три оказаться за бортом, как отработанный и ненужный своему государству материал.

Если говорить о независимости судьи, разрешающего уголовные дела в виде формулы, то её можно сформулировать следующим образом: «В сегодняшней России независимость судьи заканчивается после вынесения обвинительного приговора или решения не реабилитирующего характера, всё остальное находится за красной линией, переступив которую, судья в 95% случаев получит по рукам».

Однако весьма ошибочно полагать, что судья – это единственная самая зависимая от совокупности внешних обстоятельств фигура. На самом деле, со схожими проблемами на практике сталкиваются и такие участники уголовного процесса, как дознаватель, следователь, прокурор. Почему это происходит?

Полагаю, что основная проблема в данной части заключается в том, что вертикаль управления, которая выстроена сегодня не только в судебной системе, но и в системе правоохранительных органов, является крайне «централизованной». Она аналогична вертикали выстроенной в системе исполнительной власти нашей страны. Верхи говорят низам, что нужно делать, при этом думать о последствиях не нужно, нужно тупо исполнять что говорят, самодеятельность наказуема.

Такой подход, если это можно назвать подходом, даёт основание полагать, что совокупность негативных процессов, которые были изложены автором в предыдущих двух материалах, идут в первую очередь не от руководства силовых структур и суда, а от высшего руководства страны, который порождает следующую неприятную тенденцию.

Тенденция 3-я. Правовой нигилизм, как венец Российского правосудия

Крайне неприятная, но вполне реальная для нашего государства перспектива.

Правовой нигилизм, в контексте нашей темы — это негативное явление, которое, подобно коррозии разрушающей металл, разрушает изнутри систему нашего правосудия.

Если говорить более детально, то правовой нигилизм можно охарактеризовать как: «Осознанное отрицание правоприменителем системы норм, принципов и правил, установленных и гарантированных законодателем для регулирования взаимоотношений, складывающихся в области уголовного процесса».

При этом причины по которым правоприменитель может на практике насаждать правовой нигилизм и вести себя подобным образом могут порождаться рядом следующих обстоятельств:

Во-первых, правовой нигилизм – это явление, порождаемое крайне низким уровнем правовой культуры правоприменителя. К его признакам можно отнести фактическое несоответствие уровня образования занимаемой должности, элементарное невежество, личные амбиции.

В качестве примера в данной части приведу два случая, которые были озвучены бывшим (на тот момент действующим) заместителем председателя Московского областного суда по уголовным делам Черноморцем Павлом Кирилловичем, который занимал эту должность в 80-е — 90-е годы. А сами истории мне рассказал мой наставник адвокат Лопин Александр Петрович, на тот момент действующий народный судья Павлово-Посадского народного суда Московской области.

… «Со слов моего наставника Павел Кириллович Черноморец, обладал многими достойными для представителя судейской профессии качествами, но одно из них стояло особняком, и делало кустовые совещания, которые он проводил с судьями Московской области, не только полезными в плане повышения профессиональной квалификации, но и улучшения таких чувств как: юмор и настроение. У Павла Кирилловича был талант. Он умел говорить серьёзно и невозмутимо о вещах, о которых обычному человеку говорить, «не надрывая при этом живота от смеха», было крайне затруднительно. На таких совещаниях Павел Кириллович проводил с работающими на земле судьями детальный разбор судебных ошибок, которые допускались судьями в отдельно взятых районах Московской области. На одном из таких кустовых совещаний (дело было в 80 х) Павел Кириллович привёл два примера, которые к теме нашего разговора имеют самое непосредственное отношение.

Пример 1-й. Со слов Павла Кирилловича, в кассационную инстанцию Московского областного суда поступило уголовное дело, в отношении отдельно взятого человека, обвиняемого в совершении преступления не представляющего большой общественной опасности. Однако судебную коллегию, которая рассматривала данное дело, насторожил тот факт, что мера наказания, назначенная судом в приговоре, отличалась предельной строгостью, хотя конкретные обстоятельства дела и данные о личности подсудимого свидетельствовали о возможности наказания осужденному наказания не связанного с реальным лишением свободы. Ответ на поставленный вопрос был найден после того, как Павел Кириллович открыл протокол судебного заседания (документ, в котором записывается весь ход судебного процесса от начала и до конца). Обращаясь к молодым судьям, Павел Кириллович, со свойственной ему строгостью и удивительным чувством юмора говорит: — «Открываю протокол судебного заседания и вижу торчащий из него меч правосудия!». Как оказалось, осужденный частично отрицал свою вину и высказывал недовольство работой не только следователя, расследовавшего его дело, но и прокурора. В таких условиях у судьи, рассматривавшего то уголовное дело, сложилось стойкое убеждение в том, что подсудимого можно «перевоспитать» исключительно тюремным заключением». Указанный пример является ярким проявлением того, как человек, призванный вершить правосудие, может решать судьбу отдельно взятого человека, руководствуясь при этом не законом, совестью и данной им присягой, а плохо контролируемыми эмоциями, и ошибочными убеждениями.

Пример 2-й, который также привёл Павел Кириллович является более показательным и даже комичным, потому что всё хорошо, что хорошо кончается.

… «Изучая очередное уголовное дело, Павел Кириллович обратил внимание на то, что наказание в виде лишения свободы сроком на 2-а года лишения свободы было назначено за преступление, максимальное наказание за которое на тот момент предусматривалось в виде 1-го года лишения свободы. Со слов Павла Кирилловича, это произошло потому, что судья при составлении приговора не посмотрел в Уголовный Кодекс РСФСР, понадеявшись на свою память, которая его подвела. Однако у подсудимого, который уже не в первый раз осуждался по указанной статье, с памятью, как показал протокол судебного заседания всё было в порядке. После оглашения такого приговора, подсудимый встал и сделал заявление о судебной ошибке. Выслушав подсудимого, судья удалился в совещательную комнату для вынесения нового приговора. В этот момент Павел Кириллович сделав паузу и со свойственной ему невозмутимостью обратился к слушающим его молодым судьям с простым вопросом: — Как вы думаете, какое решение принял в совещательной комнате судья? Все конечно предположили, что судья исправил свою ошибку, т.к. она была более чем очевидна. Выслушав зал, Павел Кириллович огласил новое решение, при этом, присутствующие в зале судьи катались от смеха. Оказалось, что «наш» судья исправил допущенную несправедливость, «влепив» подсудимому к двум имеющимся ещё 1-н год лишения свободы, осудив его в итоге на 3-и года. Наверное, за то, что тот такой «умный». Тут как говорится: без комментариев.

Сам по себе низкий уровень образования (в нашем случае высшего юридического) не является почвой для правового нигилизма, если его обладатель человек порядочный, обучаемый и готовый расти (в профессиональном смысле). Однако если личные качества такого правоприменителя оставляют желать лучшего, то он может таких дров наломать и только что приведённый пример, наглядное тому подтверждение.

Во-вторых, правовой нигилизм, как одна из его форм, может проявляться в виде вынужденной меры поведения правоприменителя обусловленной его желанием избежать неприятностей по службе.

Сегодня, необходимость полного или частичного оправдания подсудимого по предъявленному ему обвинению, это тот камень преткновения, о который при определённом стечении обстоятельств, может разбиться всё внешнее благополучие судьи.

Плохая статистика отменённых приговоров, занимаемая должность, непродлённые полномочия, достойная зарплата и утраченная пенсия судьи — все это, а также маячащая на горизонте перспектива остаться без карьеры, все эти острые для каждого судьи вопросы, вольно или невольно ограничивают его, не давая при этом возможности в полной мере осуществлять свои полномочия согласно когда-то данной им присяге, а также закону и совести.

Я часто ловил себя на мысли, выступая в судебном заседании, что слушающий меня судья не просто понимает меня, но и разделяет озвученную мной позицию. Однако, удаляясь в совещательную комнату, от его понимания не остаётся и следа, и всё происходит как в анекдоте: «Отец, обращаясь к сыну, который до этого выслушал порцию материнской критики говорит ему: — «Сынок, ты слушай маму! Ты меня хорошо понял? Сын утвердительно кивает головой: — Внимательно слушай! А делай, как папа говорит!».

При этом с подобным отношением суда и игнорированием проблем подсудимых, а также бесчисленных нарушений, допускаемых по отношению к ним в ходе слушания судами уголовных дел по первой инстанции, стороне защиты постоянно приходится сталкиваться не только на уровне судов 1-й инстанции, но и на уровне апелляционной, кассационной и надзорной инстанций. Понимающего, неравнодушного взгляда и объективного правосудия автор не встречал там уже давно. Есть конвейер, который по факту для стороны защиты производит только одну продукцию: в удовлетворении жалобы подсудимого и его защитника – отказать.

Подобное отношение просто калёным железом выжигает веру людей в справедливое правосудие. Если обратить внимание на такие специфические выражения, как: «обвинительный уклон», «правовой беспредел», «избирательное правосудие» то можно подумать, что эти понятия, содержатся в нормах уголовно-процессуального закона. Однако это не так.

Уголовно-процессуальный закон никогда не содержал таких формулировок. Они появились как реакция общества на результаты осуществления правоприменителем ярко выраженной обвинительной уголовно-процессуальной политики, о которых мы говорим вот уже в третьем материале подряд. Если проводить аналогию с семейными отношениями, то указанные понятия – это не что иное, как дети, порожденные правовым нигилизмом правоприменителя.

В-третьих, правовой нигилизм, как осознанный выбор в жизни.

По моему глубокому убеждению, это самая опасная тенденция и форма проявления правового нигилизма, с которой не просто столкнулось наше правосудие. Оно с ней уже живёт, и если внутренняя уголовно-процессуальная политика в стране не изменится, то надежда на законный и справедливый суд, которого так остро не хватает сегодня нашим гражданам, исчезнет.

В чём суть позиции автора в данной части? В предыдущем материале (Почему оправдательный приговор в России является крайне непопулярным судебным решением? В разделе: Версия четвертая), мы говорили о том, что значительный процент судейского корпуса, обеспечивающего рассмотрение уголовных дел, формируется из кандидатов, которые начинали свой трудовой путь не на судебной работе в чистом виде, а в органах прокуратуры, предварительного следствия, или рабочего персонала суда.

Таким образом, в судебную систему входят люди, которые имеют между собой много общего. Люди, которые все как один, работали в системе государственных органов. Люди, которые несмотря на кажущееся различие в их профессиях, в той или иной мере, но все знакомы с тем, как на практике работает государственная уголовная политика, какими принципами она при этом руководствуется, какие предъявляет требования к рядовым исполнителям, работающим «на земле».

Но самое главное, такие кандидаты, не являясь «слепыми котятами», прекрасно понимают, как нужно вести себя внутри системы, чтобы она отвечала им взаимностью, и чтобы земные блага (без подтекста), которые предлагает и даёт должность судьи, не миновали их потенциального соискателя.

И вот здесь, ещё не оказавшись в кресле судьи, а только на пороге принятия решения в духе «А не стать ли мне судьёй?», такой кандидат стоя на перекрёстке судьбы, осознанно или нет отвечает для себя на ряд простых, но определяющих его дальнейшую судьбу вопросов:

Кем я вижу себя на такой должности?

Судьёй в прямом смысле этого слова: честным, пусть и строгим, но справедливым, независимым, ни на кого не оглядывающимся, дабы имеющим свою позицию, готовым принимать непопулярные решения, держать за них ответ, а если Бог на душу положит и удар?

Или меня вполне устраивает участь «рядового исполнителя в мантии», послушно выполняющим всё то, что велит голос из вне, а не голос совести?

Я иду на эту работу для того, чтобы по чести, по закону и по совести служить своей стране и своему народу или я иду на эту работу, для того чтобы сделать себе успешную карьеру, хотя и на перекор своей совести?

При этом для человека искушённого, ответы на указанные вопросы очевидны. Если он идёт туда для того, чтобы быть судьёй не только де юре, но и де факто, то это путь прискорбный, это тяжкий труд, но зато он будет честен сам с собой, верен данной им присяге. А после, как бы всё не закончилось, он никогда не пожалеет о сделанном выборе, ему ни при каких обстоятельствах не будет стыдно смотреть в глаза любому, даже отправленному им когда-то в тюрьму, человеку, дабы такой судья будет знать, что он судил не так, как ему кто-то указывал, а по закону, по чести, по совести.

Если же он идёт туда для того, чтобы сделать удачную карьеру со всеми вытекающими из неё земными благами, то первый путь не для человека с подобными убеждениями. Так ведь и надорваться можно, да и долго не проработать, не то время, так и с работы вылететь можно, без пенсии хорошей остаться. А совесть? А что делать: не мы такие, жизнь такая! Жизнь одна, и прожить её надо хорошо, столько всего надо сделать и успеть, а на сегодняшней зарплате далеко не уехать.

А дальше будущий судья делает выбор. После которого в торжественной обстановке даёт присягу, но только делает это либо языком, либо сердцем. Сегодняшние реалии нашей непростой и суровой жизни показывают, что тех, которые «языком», от года к году становится больше, нежели тех, кто «сердцем».

В таких условиях обрести «венец истины» нашему правосудию будет крайне затруднительно. Наверное, как верблюду пройти сквозь игольные уши (Ев. от Мф. 19:23). При этом не в осуждение кому-либо говорю это, а потому, что это правда нашей жизни.

Ну, вот как-то так автор сформулировал свою позицию в данной части. Может быть она ошибочна? Дай то Бог, что бы было всё не так тревожно, а более обнадёживающе. Время покажет. А пока мы переходим к следующей тревожной (в первую очередь для такой категории граждан, как подсудимые и осужденные) тенденции.

Тенденция 4-я. Защита как номинальный институт в уголовном процессе России

В адвокатских кругах «гуляет» много разных анекдотов. Так, теме нашего сегодняшнего разговора, если Вы не забыли, тоже предшествовал анекдот. Однако об этом я упомянул не для того, чтобы взбодрить читателя очередной порцией юмора. На примере отдельно взятого анекдота автор хочет дать читателю возможность ощутить то положение адвокатуры, в котором она вынуждена пребывать на сегодняшний день в уголовном процессе России.

… «Адвокат, выступая в судебных прениях (итоговая речь в защиту подсудимого) обращает внимание на то, что председательствующий по делу судья, вместо того, чтобы обратить внимание на суть приводимых адвокатом доводов, что-то сосредоточенно пишет. Адвокат, считая такое положение дел неприемлемым и желая вызвать у судьи необходимую реакцию, обращаясь к судье говорит: «Ваша честь, я могу допустить, что мои доводы Вам неинтересны, но я не могу согласиться с тем, что Вы пишите приговор, не выслушав при этом до конца сторону защиты!». Судья, переводя крайне удивленный взгляд на адвоката, вежливо и тактично ему отвечает: «Господин адвокат! Приговор, который я пишу сейчас, не имеет никакого отношения к рассматриваемому нами делу, можете быть спокойны. Адвокат облегченно выдохнул. А судья, сделав паузу добавил: «А приговор по вашему делу, я написал ещё вчера! Так что Вы можете спокойно продолжить своё выступление».

Конечно, такого ярко выраженного презрения автор по отношению к себе не встречал, однако суть, кроющаяся в только что приведённом примере, предельно проста, и сформулировать её можно следующим образом: Сегодняшний уголовный процесс не желает слышать адвокатуру. При этом, если раньше 10, 15, 20 лет назад, адвокатуру не желало слушать следствие и прокуратура, что можно понять, то теперь тоже самое делает суд. Конечно, нельзя сказать, что в указанные периоды времени, суд, в отличии от следствия и прокуратуры, испытывал какие-то симпатии к адвокатуре, конечно же, нет. Однако к тому, что говорили в процессе адвокаты, судьи вольно или невольно, но вынуждены были прислушиваться, поскольку за проигнорированные «промахи» следствия и прокуратуры отвечать приходилось не следователю и прокурору, а отдельно взятому судье. Вынося приговор, судья сразу же принимал на себя ответственность за его законность и обоснованность, и судьям об этом, как бы это по мягче выразиться, периодически «напоминали» их кураторы на кустовых совещаниях. И от таких напоминаний судьи всегда находились в хорошем рабочем тонусе.

Сегодня дела обстоят совсем иначе. Сегодня надлежащим образом обоснованную позицию адвоката игнорируют не только суды первой, но и следующие за ними суды вышестоящих инстанций в купе с Верховным Судом РФ. Причём порой делается это крайне удивительным образом.

Например, если позиция адвоката, считающего, что тот или иной приговор суда незаконен, не обоснован или несправедлив в силу допущенных судом нарушений, и защитник обращается по этому поводу с жалобой в вышестоящие судебные инстанции, приводя при этом в обоснование не свои мудрования, а позицию Верховного Суда РФ по аналогичному же вопросу — его доводы полностью игнорируется. Однако, если тоже самое делает прокурор в своём протесте, но уже в интересах стороны обвинения — его просьба волшебным и непостижимым образом удовлетворяется.

При этом автор не говорит о каких-то своих локальных проблемах, с которыми он регулярно сталкивается на местах. Хочу сказать о другом. С такими проблемами постоянно вынужден сталкиваться весь адвокатский корпус России. Спросите любого адвоката, и он не даст мне соврать. Однако в контексте настоящей статьи, проблемы, которые сегодня испытывает в уголовном процессе сторона защиты, не имеют принципиального значения.

Принципиальное значение имеет другое. Нельзя рассматривать институт адвокатуры в уголовном процессе, как назойливую муху, мешающую суду спокойно делать то, что он делает сегодня.

По убеждению автора, адвокатура в системе уголовного процесса (в глубоком смысле этого слова) — это не просто институт призванный защищать права граждан от незаконного и необоснованного привлечения к уголовной ответственности и осуждения. Если посмотреть на обязанности представителей стороны обвинения, а также суда, то согласно уголовно-процессуальному закону, они призваны делать тоже самое — защищать гарантированные права граждан, в том числе и находящихся на скамье подсудимых.

Существенное различие адвокатуры от других участников уголовного процесса заключается в следующем. Если провести аналогию с системами человеческого организма, то адвокатуру можно сравнить с «иммунной системой». И вот почему.

Надлежащим образом обоснованная позиция адвоката – это не просто возражение или просьба адресованная суду в интересах своего подзащитного. Надлежащим образом обоснованная позиция адвоката – это сигнал системе, говорящий ей о том, что она делает что-то не так, что она совершает или уже совершила ошибку, которую ещё можно и нужно исправить. Голос сегодняшней адвокатуры говорит системе о том, что пар социального напряжения от постоянно допускаемых её отдельно взятыми представителями ошибок и несправедливостей нарастает. Голос сегодняшней адвокатуры постоянно говорит системе о том, что ей пора остановиться, поскольку корабль, именуемый правосудием, движется явно не в том направлении, а это чревато последствиями. Голос сегодняшней адвокатуры говорит системе, что она нездорова.

Пока же адвокатуру, как в приведённом выше анекдоте, внимательно слушают, но не слышат. При это проблем, о которых автор говорил не только в этой, но и в предыдущих статьях меньше не стало, наоборот они только усугубляются, прогрессируют, как тяжёлая болезнь в отдельно взятом организме. А рядом со старыми появляются новые.

Тенденция 4-я. Низкий процент оправдательных приговоров как «благодатная почва» для коррупции

На первый взгляд два таких разных понятия, как «низкий процент оправдательных приговоров» и «коррупция» никак не могут быть связаны между собой или порождать друг друга. Другое дело, если бы речь шла о «высоком проценте» оправданий в наших судах, тогда ещё куда ни шло, а тут всё наоборот.

Однако в этом разделе мы не будем говорить о коррупции в суде, как таковой. В этом разделе мы поговорим о тенденции для роста коррупции в правоохранительных органах, которая появилась благодаря ярко выраженной обвинительной политике, осуществляемой сегодня в России под эгидой судебной системы РФ.

Если рассматривать указанные в настоящем материале негативные последствия и тенденции, как результат на табло, то отдельно взятой стороной, которой такой «негативный результат» безусловно идёт на руку, являются органы предварительного расследования. И вот почему.

Фигурой, на которую в нашем случае нужно обратить особое внимание, является руководитель следственного органа. О том, что это за фигура и почему в аспекте нашей темы она может вызывать особый интерес, нам могут рассказать ст.38.1), и ст.39 УПК РФ.

И де юре и де факто – это ключевая фигура на шахматной доске предварительного следствия. Человек, занимающий такую должность, уполномочен решать все вопросы, связанные с возбуждением, расследованием, направлением в суд либо прекращением уголовных дел.

Это человек, который не только реализует, но и в пределах своей компетенции определяет и направляет вектор внутренней уголовной политики, осуществляемой на отдельно взятой и подконтрольной ему территории. Это человек, который говорит своим подчинённым «быть» или «не быть». Это человек, принимающий итоговые решения.

Конечно, руководитель следственного органа это не на 100% свободная процессуальная фигура, у него тоже есть своё руководство, которое периодически вносит в его работу свои коррективы. Однако оказавшись «на земле», он получает свой карт бланш на принятие решений и на подведомственной ему территории.

И вот здесь мы плавно подходим к сути темы данного раздела, а именно: При каких обстоятельствах низкий процент оправдательных приговоров может стать «благодатной» почвой для коррупции?

Любой руководитель следственного органа, в независимости от уровня его интеллекта, прекрасно осведомлён о двух простых вещах: во-первых, об отношении прокуратуры и суда к работе его ведомства, а значит и к его работе в целом, во-вторых, какими принципами руководствуются указанные органы в своей работе и какие они при этом ставят цели. Другими словами, руководитель следственного органа чётко знает, за что с него могут «снять стружку» или дать «по рукам», указанные органы, а за что нет.  Свои «красные флажки» в голове такое должностное лицо размечает достаточно ясно.

Дальше. Любой руководитель следственного органа, постоянно вращаясь в атмосфере, в которой главные принципы можно сформулировать как: Венцом вашей работы должен стать обвинительный приговор. Для достижения этой цели Вы можете делать всё что посчитаете необходимым. Неважно какие при этом Вы выберете «средства», в итоге цель оправдает всё, рано или поздно, приходит к одному простому, но крайне важному в контексте нашей темы выводу: Мне позволено практически всё. Самое главное при этом не «переусердствовать», а так, чтобы я не сделал — с меня строго не спросят, а если что, то прокуратура и суд меня прикроют, поскольку задачи-то перед нами стоят то общие.

Далее такой руководитель, если он конечно с «гнильцой», приходит к другому «полезному» и интересному, но уже для себя выводу: в таких рабочих условиях, я могу не только овечек сохранить (дать хорошие показатели), но и волков накормить, т.е. добиться различного рода благ, но только не для общества, а уже для себя любимого.

При этом коррупционная схема, посредством которой не чистое на руку должностное лицо будет приобретать свои «земные блага» может реализовываться как «завуалированным», так и «открытым» способами.

Способ завуалированный.

Его нельзя отнести к коррупционной схеме, в том виде в котором её понимает простой обыватель (деньги в папочку, лежащую на столе). Тут всё гораздо тоньше.

Реализуя на территории своего подразделения нечистоплотную уголовно-процессуальную политику в завуалированном формате, руководитель следственного отдела не ставит задачу получать взятки как таковые, это неоправданный риск. А вот получение таких благ как-то: «нужные показатели раскрытых и направленных в суд дел», «высокие оценки высшего руководства работы отдела», «служебные награды», «премии», «повышение по служебной лестнице» — это всё вполне реально и главное в рамках закона.

Как это может выглядеть на практике? Уголовный закон РФ содержит в себе достаточно большое количество «пограничных составов преступлений». Пограничными они являются по тому, что деяния, содержащиеся в них, по своей внешней схожести, имеют не только разную суть, но и разную степень уголовной ответственности. Например, под понятие «хищение», попадают не только кражи, как таковые, но и «мошенничества», «грабежи», «разбои», «растраты или присвоения» и даже «самоуправство» (при определённом стечении обстоятельств). Об этом знает не только каждый адвокат, но и каждый следователь. Руководитель следственного отдела знает об этом тем более.

Руководитель следственного отдела также знает, что при определённом подходе, в первую очередь при «искусственном создании» доказательственной базы, «менее тяжкое» деяние, может трансформироваться в «более тяжкое» или на оборот. Соответственно степень уголовной ответственности тоже может увеличиваться или уменьшаться.

Так вот, постоянное наличие под рукой такого «уголовного кубика-рубика», а также постоянной прокурорской и судебной «крыши» над головой в купе с неограниченными полномочиями, дают руководителю следственного отдела по принципу «гармонии», абсолютно спокойно лавировать показателями возбужденных и направляемых в суд уголовных дел, как в большую, так и в меньшую сторону. При этом всё будет зависеть от его мотивации, а также задач, которые ставит перед ним, его вышестоящее руководство. Например, в отделе плохие показатели по «разбоям»? Всё решаемо, в следующем квартале доберём.

В итоге, дела по искусственно созданным обвинениям регулярно направляются в прокуратуру для утверждения обвинительного заключения, а потом в суд, который и выносит по ним, итоговый обвинительный приговор, и так по кругу из года в год. Все довольны, все получают свои «государственные бонусы» за исключением осужденных по «правовому беспределу» людей.

Автору в данной части конечно можно возразить. Мол, а как же следователь, направляющий такое дело в суд! А как же адвокат, он то может обратить внимание не только следователя, но и прокуратуры и суда на такой беспредел по отношению ко своим подзащитным! Может и обязательно это делает. Однако против «правового беспредела» адвокат бессилен, да и следователь тоже. На практике каждый следователь обязан неукоснительно выполнять указания своего руководителя, даже если они идут в разрез с его совестью. А если нет, то у его руководителя, есть масса абсолютно легальных способов для того, чтобы «выбросить» из дела неугодного следователя, заменив его более покладистым или таким же «гнилым», как и он сам.  И руководитель следственного отдела, это прекрасно понимая, кует своё железо, пока оно горячо, делая это при абсолютном попустительстве суда, который тоже всё понимает, но в силу разных причин, проявляет бездействие.

Способ открытый.

Схема, которая может реализовываться подобным «открытым способом» не предусматривает, открытого и тупого требования мзды, за ту или иную услугу. Так сейчас редко кто поступает — не те времена, хотя бывает и такое, и примеров тому масса. Вот один из них: «Несколько лет назад автору удалось поработать по одному громкому и резонансному делу, получившему название (дело подмосковных прокуроров). Так человек, интересы которого я защищал, находясь в статусе обвиняемого под стражей в Лефортовском следственном изоляторе, с большой долей уверенности сказал о следующем: Наступит день, и человек, который расследует наше дело, окажется на моём месте. Прошло время. Дело это «развалилось», так и не дойдя до суда. Наш подзащитный вернулся к себе домой. А руководитель следственной группы, которому напророчил нелёгкую долю, сделал удачную карьеру, стал не просто генералом, а заместителем руководителя Следственного Комитета России. И всё бы нечего, да только напророчил мой подзащитный для него неудачно, и в 2016 году генерал Денис Никандров (так зовут героя нашего примера), попавшись на взятке, но уже по другому резонансному делу, был взят под стражу и сел в Лефортовский следственный изолятор, где благополучно пребывает и по сей день». Вот такие пироги.

Однако возвращаясь к теме нашего разговора, можно сказать следующее. Думающие люди действуют гораздо осторожнее генерала Никандрова, и всё происходит по схеме, описанной у классика: Чтоб худого про царя не болтал народ зазря, действуй строго по закону, то бишь действуй втихаря (Леонид Филатов «Сказ про Федота-стрельца).

При реализации такой схемы, до человека, находящегося в статусе подозреваемого, причём не только по очевидно «сомнительному подозрению», но и наоборот по подозрению в совершении очевидного преступления, доводится информация следующего толка: У вас очень серьёзные проблемы! Однако при определённом стечении обстоятельств можно существенно облегчить ваше непростое положение. Если вам это интересно, то мы готовы это обсуждать, всё решаемо.

А дальше всё делается либо по схеме, указанной выше, но только в интересах обвиняемого лица. Такой вариант более реализуем и безопасен, по уголовным делам, которые замести под ковёр нереально, но по которым возможно уменьшить объём обвинения, играя на пограничных составах преступлений. Либо человеку за определённое «вознаграждение» предоставляется 100% возможность уйти от уголовной ответственности.

Если с первой схемой всё очевидно. То на второй нужно остановиться подробнее. Для того, чтобы понять суть озвучиваемой темы, нужно понимать следующее. Каждое уголовное дело на следствии в идеале проходит через три стадии: возбуждение, расследование, направление в суд. Однако в контексте обсуждаемой нами темы, уголовное дело, возбужденное с формулировкой «в отношении неустановленного лица», при наличии финансовых возможностей злодея и возможностей, которыми обладает руководитель следственного отдела, может не пойти в суд, а перейти в разряд «не раскрытых». По такому делу истинный и не засвеченный виновник может быть выведен в тень.

Либо его место может занять, человек не имеющий к этому делу никакого отношения, так даже лучше, дабы низкий процент по не раскрытым делам, это тоже хороший показатель. Такой расклад он вообще идеальный: палка в графе, хруст в кармане, овцы целы, волки сыты. Вот как-то так и это не научная фантастика, а тоже правда нашей жизни.

Все проблемы, тревожные тенденции, а также примеры, которые были озвучены автором в настоящем и предыдущих материалах, не появились на ровном месте, они появились благодаря крайне односторонней, агрессивной, неразумной и неконтролируемой внутренней обвинительной уголовно-процессуальной политике, осуществляемой сегодня в России с начала 2000-х годов.

P.S. В следующем материале мы обязательно поговорим о мерах, которые, по мнению автора, должны быть предприняты, для того, чтобы озвученная и стремительно выходящая из-под контроля ситуация в нашем уголовном процессе пришла к своему положительному разрешению.

С уважением к вам Дмитрий Лопин